В списках не значился
/ Меню / Вверх /
Часть первая.
За всю жизнь Коле Плужникову не встречалось столько приятных
неожиданностей, сколько выпало в последние три недели. Приказа о
присвоении ему, Николаю Петровичу Плужникову, воинского звания ждал
давно, но следом посыпались неожиданности в изобилии. Коля просыпался
по ночам от собственного смеха. После приказа выдали лейтенантскую
форму, вечером начальник училища поздравлял каждого с окончанием,
вручая "Удостоверение личности командира РККА" и увесистый ТТ. А потом
начался вечер, "самый прекрасный из всех вечеров". У Плужникова не было
девушки, и он пригласил "библиотекаршу Зою".
На следующий день ребята стали разъезжаться в отпуск, обмениваясь
адресами. Плужникову проездные документы не выдавали, а через два дня
вызвали к комиссару училища. Он попросил Николая вместо отпуска помочь
разобраться с имуществом училища, которое расширялось в связи с
осложнившейся обстановкой в Европе. "Коля Плужников остался в училище
на странной должности "куда пошлют". Весь курс давно разъехался, давно
крутил романы, загорал, купался, танцевал, а Коля прилежно считал
постельные комплекты, погонные метры портянок и пары яловых сапог и
писал всякие докладные". Так прошли две недели. Однажды вечером его
остановила Зоя, стала звать к себе, муж ее в отъезде. Плужников было
согласился, но увидел комиссара и смутился, пошел за ним. Комиссар
вызвал Плужникова на следующий день к начальнику училища поговорить о
дальнейшей службе. В приемной генерала Николай встретил своего бывшего
взводного командира Горобцова, предложившего Плужникову служить вместе:
"Ты ко мне просись, ладно? Мол, давно вместе служим, сработались..."
Вышедший от генерала взводный Величко после ухода Горобцова также звал
Плужникова к себе. Потом лейтенанта пригласили к генералу. Плужников
смутился, ходили слухи, что генерал был в сражающейся Испании,
к нему испытывали особое почтение.
Посмотрев документы Николая, генерал отметил его отличные оценки,
прекрасную стрельбу и предложил остаться в училище командиром учебного
взвода, поинтересовался возрастом Плужникова. "Я родился 12 апреля 1922
года", - отбарабанил Коля, а сам лихорадочно соображал, что ответить.
Хотелось "послужить в войсках", чтобы стать настоящим командиром.
Генерал продолжал: через три года Коля сможет поступить в академию, и,
судя по всему, "вам следует учиться дальше". Генерал с комиссаром стали
обсуждать, к кому, Го-робцову или Величко, направить Плужникова.
Краснея и смущаясь, Николай отказался: "Это большая честь... Я считаю,
что каждый командир должен сначала послужить в войсках... так нам
говорили в училище... Направьте меня в любую часть и на любую
должность". "А ведь он молодчага, комиссар", - неожиданно ответил
генерал. Николая направили в Особый Западный округ командиром взвода,
об этом даже не мечтал. Правда, с условием, что через год вернется
после войсковой практики в училище. Единственное огорчение - не дали
отпуск: к воскресенью надо прибыть в часть. Вечером он "отбыл через
Москву, имея три дня в запасе: до воскресенья".
В Москву поезд пришел ранним утром. До Кропоткинской Коля доехал на
метро, "самом красивом метро в мире". Подошел к дому и ощутил трепет -
все здесь знакомо до боли. Навстречу из ворот вышли две девушки, в
одной он не сразу узнал сестру Веру. Девушки побежали в школу -
последнее комсомольское собрание пропускать нельзя, сговорились
встретиться в обед. Мать ничуть не изменилась, даже халат был прежний.
Она вдруг расплакалась: "Боже, как ты похож на отца!.." Отец погиб в
Средней Азии в 1926 году в схватке с басмачами. Из разговора с матерью
Коля выяснил: Валя, подруга сестры, когда-то была в него влюблена.
Сейчас выросла в замечательную красавицу. Все это слушать чрезвычайно
приятно. На Белорусском вокзале, куда Коля приехал за билетом,
выяснилось: его поезд отправляется в семь часов вечера, но это
невозможно. Сказав дежурному, что больна мать, Плужников взял билет с
пересадкой в Минске на три минуты первого и, поблагодарив дежурного,
отправился в магазин. Купил шампанского, вишневую наливку, мадеру. Мать
испугалась обилия спиртного, Николай беспечно махнул рукой: "Гулять так
гулять".
Придя домой и накрывая на стол, сестра постоянно расспрашивала об
учебе в училище, о предстоящей службе, обещала навестить его на новом
месте службы с подругой. Наконец появилась Валя, просила Николая
задержаться, но он не мог: "на границе неспокойно". Говорили о
неизбежности войны. По утверждению Николая, это будет быстрая война:
нас поддержит мировой пролетариат, пролетариат Германии и, самое
главное, Красная Армия, ее боеспособность. Потом Валя предложила
посмотреть принесенные ею пластинки, они были замечательные, "пела сама
Франчески Гааль". Заговорили о Верочке, собирающейся стать артисткой.
Валя считает, что кроме желания необходим и талант.
За девятнадцать лет Коля так ни с кем и не целовался. В училище он
регулярно ходил в увольнения, посещал театры, ел мороженое, на танцы не
ходил - танцевал плохо. Ни с кем, кроме Зои, не знакомился. Теперь же
"он знал, что не знакомился только потому, что на свете существовала
Валя. Ради такой девушки стоило страдать, а страдания эти давали ему
право гордо и прямо встречать ее осторожный взгляд. И Коля был очень
доволен собой".
Потом они танцевали, Коля смущался своей неумелости. Танцуя с
Валей, приглашал ее в гости, обещал заказать пропуск, просил только
заранее сообщить о приезде. Коля понял, что влюбился, Валя пообещала
ждать его. Уезжая на вокзал, простился с мамой как-то несерьезно,
потому что девчонки уже потащили его чемодан вниз, пообещал: "Как
приеду, сразу напишу". На вокзале Николай переживает, что девушки
опоздают на метро, и боится, если они уйдут до отправления поезда.
Николай впервые так далеко ехал на поезде, поэтому всю дорогу не
отходил от окна. Долго стояли в Барановичах, наконец мимо тяжело
прогремел бесконечный товарный состав. Пожилой капитан недовольно
отметил: "Немцам день и ночь хлебушек гоним и гоним. Это как понимать
прикажете?" Коля не знал, что ответить, у СССР ведь договор с
Германией.
Приехав в Брест, он долго искал столовую, но так и не нашел.
Встретив лейтенанта-тезку, пошел обедать в ресторан "Беларусь". Там к
"Николаям" присоединился танкист Андрей. В ресторане играл прекрасный
скрипач Рувим Свицкий "с золотыми пальцами, золотыми ушами и золотым
сердцем...". Танкист сообщил, что летчикам отменили отпуска, а
пограничники каждую ночь за Бугом слышат ревущие моторы танков и
тягачей. Плужников спросил о провокации. Андрей слышал: перебежчики
сообщают: "Немцы готовятся к войне". После ужина Николай и Андрей ушли,
а Плужников остался - Свицкий собирался сыграть для него. "У Коли
немного кружилась голова, и все вокруг казалось прекрасным". Скрипач
предлагает проводить лейтенанта в крепость, туда же едет его
племянница. По дороге Свицкий рассказывает: с приходом советских войск
"мы отвыкли от темноты и от безработицы тоже". Открылась музыкальная
школа - скоро будет много музыкантов. Затем они наняли извозчика и
поехали в крепость. В темноте Николай почти не видел девушку, которую
Рувим называл "Миррочка". Позже Рувим вышел, а молодые люди поехали
дальше. Они осмотрели камень на границе крепости и подъехали к КПП.
Николай ожидал увидеть нечто наподобие Кремля, но впереди чернело
что-то бесформенное. Они вышли, Плужников отдал пятерку, но извозчик
отметил, что хватит рубля. Мирра указала на КПП, где надо было
предъявлять документы. Николай удивился, что перед ним крепость.
Девушка объяснила: "Перейдем через обводной канал, и будут Северные
ворота".
На контрольно-пропускном пункте Николая задержали, пришлось
вызывать дежурного. После чтения документов дежурный попросил:
"Миррочка, ты - человек нашенский. Веди прямо в казармы 333-го полка:
там есть комнаты для командировочных". Николай возразил, ему надо в
свой полк. "Утром разберетесь", - ответил сержант. Идя по крепости,
лейтенант поинтересовался жильем. Мирра обещала помочь ему найти
комнату. Она спросила, что в Москве слышно о войне? Николай ничего не
ответил. Провокационные разговоры он вести не намерен, поэтому
заговорил о договоре с Германией и о мощи советской техники. Плужникову
"очень не понравилась осведомленность этой хромоножки. Она была
наблюдательна, не глупа, остра на язык: с этим он готов был смириться,
но ее осведомленность о наличии в крепости бронетанковых сил, о
передислокации частей лагеря, даже о спичках и соли не могли быть
случайной...". Даже свое ночное путешествие по городу с Миррой Николай
склонен был считать не случайным. Лейтенант стал подозрительным, когда
их остановили на следующем КПП, он потянулся к кобуре, поднялась
тревога. Николай упал на землю. Вскоре недоразумение выяснилось.
Плужников схитрил: полез не в кобуру, а "почесаться".
Неожиданно расхохоталась Мирра, а за ней остальные: Плужников был
весь в пыли. Мирра предупредила, чтобы он не стряхивал пыль, надо
щеткой, иначе вобьет грязь в одежду. Девушка пообещала достать щетку.
Миновав речушку Мухавец и трехарочные ворота, вошли во внутреннюю
крепость к кольцевым казармам. Потом Мирра вспомнила, лейтенанта надо
вычистить, и повела его в склад. "Он вошел в обширное, плохо освещенное
помещение, придавленное тяжелым сводчатым потолком... В складе этом
было прохладно, но сухо: пол кое-где покрывал речной песок..."
Привыкнув к освещению, Николай разглядел двух женщин и усатого
старшину, сидящего около железной печурки. Мирра отыскала щетку и
позвала Николая: "Пойдем уж чиститься, горе... чье-то", Николай
возражал, но Мирра энергично вычистила его. Лейтенант сердито молчал,
поддаваясь командам девушки. Вернувшись в склад, Плужников увидел еще
двоих: старшего сержанта Федорчука и красноармейца Васю Волкова. Они
должны были протереть патроны и набить ими диски и пулеметные ленты.
Христина Яновна угощала всех чаем. Николай собрался в полк, но Анна
Петровна остановила его: "Служба от вас не убежит", предложила ему чая
и стала расспрашивать, откуда он родом. Вскоре все собрались вокруг
стола пить чай с выпечкой, которая, по словам тети Христи, сегодня
особо удалась.
Вдруг снаружи полыхнуло синее пламя, послышался тяжелый грохот.
Вначале подумалось, гроза. "Вздрогнули стены каземата, с потолка
посыпалась штукатурка, и сквозь оглушительный вой и рев все яснее и
яснее прорывались раскатистые разрывы тяжелых снарядов". Федорчук
вскочил и закричал, что взорван склад боепитания. "Война!" - крикнул
старшина Степан Матвеевич. Коля кинулся наверх, старшина попытался его
остановить. Это было 22 июня 1941 года, четыре часа пятнадцать минут по
московскому времени.
/ Меню / Вверх /