Пойти и не вернуться
/ Меню / Вверх /
Глава 8-9.
Неман остался позади. Быстро смеркалось, и опять пошел снег,
усилился ветер. Его порывы яростно налетали, будто старались сорвать
одежду. Антон спросил, когда Зоське нужно быть в Скиделе. Она ответила,
что сегодня ночью. Они никак не успевали в срок: идти было еще
километров шестнадцать, что по такой погоде и без дороги - почти
невозможно. Зоська рвалась в Скидель, конечно, там была ее мать. Но не
меньше девушки туда же стремился Антон. С некоторых пор в Скиделе
поселился его старинный дружок Жорка Копыцкий. Но как он примет Антона,
люди меняются, а тут война. В свое время Антон помог Копыцкому
устроиться в спецгруппу, формируемую для переброски в дальний тыл к
немцам. А потом пути их разошлись.
В том, что его нынешний путь так удачно совпал с заданием Зоськи,
Антон склонен был видеть счастливый знак своей военной судьбы. Его
беспокоила переправа через Неман, но она прошла гладко - Зоська
смолчала. Голубин был уверен, что сладит с этой разведчицей. "Еще ни
одна девка, на которую он кидал глаз, не увертывалась от него. Теперь
Зоська стала ему необходимой до крайности, и Антон надеялся, если
постарается, все задуманное им исполнится. Только бы не подвел
Копыцкий".
Поняв, что до Скиделя сегодня не дойти, Антон стал подумывать о
ночлеге. Ветер постепенно менял направление и теперь дул с запада. Это
сулило перемену погоды, заметно потеплело, под ногами хлюпало. Весь
день Антон намеревался поговорить с Зоськой, чтобы сказать ей о самом
главном, ради чего он оказался рядом с ней, но никак не мог выбрать
подходящего момента. Он знал этот район неплохо: летом здесь уже бывал
и мог еще долго идти, а Зоська устала. Они перебежали пустынную дорогу
и оказались на пахоте. Едва передвигая ноги, Зоська брела позади. Вдали
замаячил хутор, но на нем оказались полицаи, устроившие вечеринку с
гармошкой. Отойдя от хутора, Антон шел быстро, не приноравливаясь к
шагу девушки, - он знал, куда идет. .Забытый Богом хуторок встретил их
тишиной. Антон перебрался через ограду и помог Зоське. Они вошли в
темные сени, а затем в хату, среди которой стоял гроб, несколько женщин
сидели вокруг него. Антон опешил, стащил с головы мокрую шапку. Одна из
женщин встала, нырнув бесшумно в темноту, и тотчас вернулась, подавая
им хлеб и картошку в мундире: "Вот, не обессудьте на горюшко... Не
обессудьте на горюшко..." Антон и Зоська снова вышли в ночь и сырость.
Казалось, Антон растерялся, не зная, куда идти.
Долго, почти вслепую, шли по голой равнине поля. Зоська вся
промокла, она не могла забыть картину этих женских похорон. Но как-то
надо было стряхнуть с себя удручающее настроение: "У нее трудное, на
несколько дней расписанное задание. Надо побывать в Скиделе, на двух
хуторах, съездить в Гродно, может быть, удастся повидать мамусю. Еще
надо многое успеть в жизни, зачем думать про похороны?" Догнав Антона,
Зоська узнала, что они сильно отклонились от маршрута и вышли к реке
Котра. Голубин сказал, что в Скидель могут попасть только к утру, но
Зоське надо пройти ночью, чтобы ее никто не узнал. Антон
сориентировался и пошел, забирая вправо. Через четверть часа они
подошли к полуразрушенной оборе (помещению для скота), в углу которой
была отгорожена кубовая с сохранившейся печуркой, на которой когда-то
разогревали корм и воду для скота, подогревали помещение. Антон
растопил печку. Потеплело, Голубин развесил свой кожушок и куртку
Зоськи. Она сняла мокрые сапоги и чулки, села на уже высохший кожушок
Антона. Они перекусили хлебом и картошкой. "За помин души той бабуси",
- невесело пошутил Антон. Он спросил Зоську, знает ли ее мать, что дочь
так близко? Девушка ответила, что мать, наверное, ее похоронила,- с самой
весны не виделись. Голубин возразил, - люди могли видеть Зоську и
передать матери. Антон еще раз повторил, что ради Зоськи пошел на
"самоволку", потому что полюбил. Ей никто еще не признавался в любви,
было страшновато и приятно. "Знаешь, я тоже, - тихо сказала она. -
Хороший ты”. Антон стал ее целовать, Зоська пыталась уклониться, но
парень крепко держал ее в своих объятиях". "Ее же сила и воля пропали,
уйдя все в страх и теплое блаженство его объятий. Она лишь чувствовала,
что так не надо, что они поступают плохо, затуманенным сознанием она
почти отчетливо понимала, что погибает, но в этой гибели была какая-то
радость, а главное, было сознание, что погибала она вместе с ним".
Проснулась она вдруг от тревожного толчка изнутри и, боясь
пошевельнуться, раскрыла глаз. Уже наступил рассвет, печка погасла, и в
помещении похолодало. Зоське нужно было время, чтобы собраться с
мыслями. Чувствовать угрызения совести было уже поздно, поразмыслив,
она утешилась единственной в ее положении мыслью: с каждой девушкой это
должно когда-либо случиться. Может, как-то иначе, красивее, но теперь -
война. Ей шел девятнадцатый год, "чего доброго, недолго состариться в
девках или, что еще хуже, погибнуть, никогда не узнав ни любви, ни
мужчины". Об Антоне Зоська подумала: "он славный, видный из себя
мужчина, смелый и не охальник, а в том, что произошло между ними,
наверное, большая доля вины падает и на нее тоже". Ей казалось, она
будет чувствовать неловкость перед Голубиным, когда они выберутся из
темной оборы, Зоська поняла, что с Антоном она готова хоть на край
света, особенно теперь, после этой дороги и этого ночлега в оборе.
С улицы послышался голос, понукающий лошадь. Антон резко вскочил,
соображая, что происходит. Он обул сапоги и вышел за дверь. Зоська
торопливо натягивала высохшие сапоги, каждую секунду ожидая команды
бежать. Вскоре возвратился Антон с наганом в руке. Он сказал, что это
проехали полицаи. Зоська никак не могла понять перемены, происшедшей с
Антоном. Он сидел злой и подавленный, безвольно опустив руки.
/ Меню / Вверх /