Пойти и не вернуться
/ Меню / Вверх /
Глава 20.
Навсегда расставшись с Зоськой, Антон почувствовал облегчение,
словно свалил с плеч огромную заботу. Теперь не было свидетелей его
слабости, он опять чист, честен, безгрешен в отношении к Родине, людям
и своим товарищам. Убив Зоську, он не чувствовал угрызений совести:
сама виновата, погибла через свой дурацкий характер. Антон шел по лесу,
едва продираясь сквозь колючий сушняк. Эту глухомань следовало обойти,
он повернул назад, но всюду наталкивался на непроходимые заросли, потом
едва продрался на опушку. Идя по полю, Антон придумал, как объяснит
свою трехдневную отлучку: ходил в деревни, пытался разжиться обувкой:
сапоги совсем развалились. Он не раз предупреждал командира взвода, но
тот не реагировал. А какой из него партизан зимой без обувки? Не
доложил же начальству, потому что его бы не отпустили. "Авось не
расстреляют".
Остановившись отдышаться, Антон увидел, что он уже проходил здесь
с Зоськой, впереди виднелась знакомая груша. Если идти скорым шагом,
дорога займет минут двадцать. Он не понимал, зачем ему надо было идти
туда, стало почти необходимо еще раз побывать на том месте, взглянуть
на мертвое тело Зоськи и с облегченной душой двинуться за Неман. Антон
обежал все поле, но девушки не было. Он наткнулся на едва заметный
след, она уползла. Он понял, что не убил, а только ранил Зоську,
рассердился на себя за то, что пожалел патрон и погубил свою жизнь.
Куда же ему идти? Путь в отряд ему заказан. За тридцать лет жизни Антон
не привык признавать себя виноватым, всегда готов был обвинить других.
В данном случае поперек его жизни роковым образом встала партизанская
разведчица Зося Нарейко - виновница всех его бед.
Почти машинально Антон брел на тот польский хутор, где так
неудачно провел последнюю ночь с Зоськой. Он учтет свой опыт и не
выпустит никого с хутора, пока сам не уйдет. Он ослаб и чувствовал, что
засыпает на ходу, кроме этого еще и сбился с пути. Потом огляделся и
понял, что находится близ оборы, где накануне переночевал с Зоськой.
Вокруг не было видно человеческих следов, он вошел в темноту и прилег
на солому: хорошо бы хоть немного подремать, двадцати минут ему бы
хватило, чтобы снять отупение.
Антон подумал, как все изменилось за двое суток. Еще недавно была
рядом Зоська, с ней он связывал свои, пусть призрачные, но надежды на
будущее. Потом они разошлись врагами. "Жить на этой земле вместе с
Зоськой сделалось невозможным". Он никак не мог понять, почему попал в
зависимость от этой соплячки? Разве она сильнее, умнее или более
приспособлена к этой войне? Ведь после своего ранения она уже дышала на
ладан, одной ногой стояла в могиле, и он лишь тихонько толкнул ее. И
тем не менее она выжила, где-то укрылась, и по-прежнему власть над его
судьбой находится в ее руках. Потом он задремал, казалось, на пять
минут. Его разбудила беззлобная ругань и понукание лошади. Антон
выскочил из кубовой и в проеме ворот увидел сани, направляющиеся в
Скидель. В них на коленях стоял мужик, понукая рыжую, с облезлыми
боками лошадь.
Антон окликнул мужика и, подозвав к себе, спросил хлеба. Мужик
отрицательно мотнул головой. Он едет в Скидель за доктором, сам из
Княжеводцев, где нет ни полицаев, ни партизан. Антон поинтересовался,
для кого мужик повезет доктора? "Для дочки Але..." - ответил тот.
Антон, не давая старику опомниться, спросил: не для Зоськи ли Нарейко
из Скиделя? Мужик был так напуган, что не мог ничего ответить. Антон
понял, что судьба дает ему еще один шанс. Он закричал, чтобы мужик
срочно вез его в Скидель. Главное дело сейчас для Антона - успеть.
/ Меню / Вверх /
