Shpora12: MobiVision

Мертвые души

  Глава 6.
  “Прежде, в лета моей юности, в лета невозвратно мелькнувшего моего детства, мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту: все равно, была ли то деревушка, бедный уездный городишка, село ли, слободка, - любопытного много открывал в нем детский любопытный взгляд.
  Всякое строение, все, что носило только на себе напечатленье какой-нибудь заметной особенности, - все останавливало меня и поражало. Подъезжая к поместью какого-нибудь помещика, я любопытно смотрел на высокую узкую деревянную колокольню или широкую темную деревянную старую церковь. Заманчиво мелькали мне издали сквозь древесную зелень красная крыша и белые трубы помещичьего дома-Теперь равнодушно подъезжаю ко всякой незнакомой деревне и равнодушно гляжу на ее пошлую наружность.... О моя юность! о моя свежесть!” - с лиризмом начинает следующую главу автор.
  Покачиваясь в своей бричке и посмеиваясь про себя над прозвищем, что мужики дали Плюшкину, Чичиков незаметно оказался в середине обширного села. Но скоро почувствовал это затылком и боками - пред ним тянулась бревенчатая мостовая, пред которою городская каменная была ничто. Какую-то особенную ветхость заметил Чичиков на всех деревянных строениях - все было старо, темно и полуразрушено. Наконец частями стал показываться господский дом, и в том месте, где цепь изб прервалась, он стал виден весь. “Каким-то дряхлым инвалидом глядел сей странный замок, длинный непомерно. Местами был он в один этаж, местами в два: на темной крыше... торчали два бельведера, оба уже пошатнувшиеся... Стены дома ощеливали местами нагую штукатурную решетку и, как видно, много потерпели от всяких непогод, дождей, вихрей и осенних перемен. Из окон только два были открыты, прочие были заставлены ставнями или даже забиты досками. Старый, обширный, тянувшийся позади дома сад, выходивший за село и потом пропадавший в поле, заросший и заглохлый, один освежал эту обширную деревню и один был вполне живописен в своем картинном опустении. ...Все было хорошо, как не выдумать ни природе, ни искусству, но как бывает только тогда, когда они соединятся вместе...”
  Вскоре Чичиков заметил во дворе какую-то фигуру. Он долго не мог понять, какого пола была фигура: баба или мужик. “Платье на ней было совершенно неопределенное, похожее очень на женбкий капот, на голове колпак, какой носят деревенские дворовые бабы, только один голос (а как раз шла перебранка с приехавшим на телеге мужиком) показался ему несколько сиалым для женщины. Фигура с своей стороны глядела на него тоже пристально. По висевшим у ней за поясом ключам... Чичиков заключил, что это, верно, ключница”. Но оказалось, что это помещик Степан Плюшкин, что обнаружилось, когда Чичиков был приглашен в дом.
  Когда он наконец оказался в свету, он “был поражен представшим беспорядком. Казалось, как будто в доме происходило мытье полов и сюда на время нагромоздили всю мебель. На одном столе стоял даже сломанный стул, и рядом с ним часы с остановившимся маятником, к которому паук уже приладил паутину... На бюро... лежало множество всякой всячины: куча исписанных мелко бумажек, накрытых мраморным позеленевшим прессом с яичком наверху, какая-то старинная книга в кожаном переплете с красным обрезом, лимон, весь высохший, ростом не более лесного ореха, отломленная ручка кресел, рюмка с какою-то жидкостью и тремя мухами, накрытая письмом, два пера, чек сургучика, кусочек где-то поднятой тряпки, два пера, запачканные чернилами, высохшая, как в чахотке, зубочистка, совершенно пожелтевшая, которою хозяин, может быть, ковырял в зубах своих еще до нашествия на Москву французов... С середины потолка висела люстра в холстинном мешке, от пыли" сделавшаяся похожею на шелковый кокон, в котором сидит червяк. Никак бы нельзя было сказать, чтобы в комнате сей обитало живое существо, если бы не возвещал его пребыванье старый поношенный колпак, лежавший на столе”.
  Итак, выяснилось, наконец, что хозяин поместья - Степан Плюшкин, так похожий на ключницу. “Лицо его не представляло ничего особенного; оно было почти такое же, как у многих худощавых стариков, один подбородок только выступал очень далеко вперед, так что он должен был всякий раз закрывать его платком, чтобы не заплевать; маленькие глазки еще не потухнули и бегали из-под высоко выросших бровей, как мыши... Гораздо замечательнее был наряд его: никакими средствами и стараньями нельзя было докопаться, из чего состряпан был его халат... На шее у него тоже было повязано что-то такое, которое нельзя было разобрать: чулок ли, подвязка ли, только никак не галстук. Словом, если бы Чичиков встретил его, так принаряженного, где-нибудь у церковных дверей, то, вероятно, дал бы ему медный грош. Но пред ним стоял не нищий, пред ним стоял помещик. У этого помещика была тысяча с лишком душ, и попробовал бы кто найти у кого другого столько хлеба зерном, мукою и просто в кладях, у кого бы кладовые, амбары и сушилы загромождены были таким множеством холстов, сукон, овчин...” Если б кто попал к нему на рабочий двор, где изготавливалась посуда и всякие деревянные изделия, он бы решил, что оказался на рынке в Москве. И при всем том Плюшкин изо дня в день бродил по улицам своей деревни, подбирая все, что только попадалось на глаза: утерянную офицером шпору, забытое ведро...
  А ведь когда-то он был просто бережливым хозяином. У него была жена, сын и две дочери, к нему заезжали соседи пообедать и поучиться у него хозяйству и экономии. Но добрая хозяйка умерла. Пришлось взять на себя часть обязанностей по домашнему хозяйству. На старшую дочь Александру Степановну положиться было нельзя. Да она, кстати, скоро убежала и обвенчалась с кавалерийским офицером. Отец проклял ее. Учитель-француз и гувернантка были прогнаны. Сын пошел в армию. Младшая дочь умерла - и дом окончательно опустел. Одиночество увеличило скупость. А скупость чем больше пожирает, тем становится ненасытнее. Человеческие чувства слабеют и мелеют под ее напором. Сын проигрался в карты и попросил денег - богатый отец послал ему только отцовское проклятие.
  К нему приезжали купцы за товаром, торговались, пытаясь хоть что-то купить, и наконец бросили эту пустую затею - ничего нельзя было купить, товар был в ужасном состоянии. А между тем в хозяйстве доход собирался по-прежнему. Все сваливалось в кладовые, чтобы превратиться там в гниль и труху. Как-то раз приехала, надеясь что-нибудь получить, Александра Степановна с маленьким сынком. Напрасно. ,
  Чичиков никак не мог сообразить, как ему объяснить причину своего посещения. Плюшкин пригласил его садиться, но предупредил, что кормить не будет. Разговор заходит о крепостных и их высокой смертности в поместье Плюшкина (что радует Чичикова). В общем, вместе с беглыми набирается двести с лишним душ. Плюшкин пишет доверенность на совершение купчей своему знакомому в городе - председателю. После долгих поисков находится листок бумаги, доверенность готова, и Чичиков, отказавшись от чая, возвращается в город. Он в самом веселом расположении духа. Даже запевает, удивив этим Селифана.

/ Меню / Вверх /