Мертвые души
/ Меню / Вверх /
Глава 4.
Чичиков останавливается в трактире, чтобы
дать отдых лошадям и пообедать. Ему подали поросенка с хреном и со
сметаной. За едой Чичиков, по обыкповению, полюбопытствовал насчет
окрестных помещиков. Оказалось, что старуха знает и Собакевича, и
Манилова. Когда обед.уже подходил к концу, Чичиков услышал стук
подъехавшего экипажа и выглянул в окно. Перед трактиром остановилась
легонькая бричка, запряженная тройкой лошадей. Из нее вылезало двое
каких-то мужчин. Один белокурый, высокого роста; другой немного пониже
и чернявый. Издали тащилась еще плохонькая коляска, влекомая четверней.
Вошедший первым белокурый поздоровался с
Чичиковым, тот ответил тем же. Они, наверное, скоро и познакомились бы,
если б не чернявый, который, показавшись в дверях, с криками “Ба-ба-ба”
кинулся к Чичикову, расставив руки. Чичиков узнал Ноздрева, с которым
обедал у прокурора.
Ноздрев, не умолкая ни на минуту, принялся
описывать ярмарку, с которой возвращался вместе со своим зятем Мижуевым
и где проигрался в пух и прах, так что даже и бричку проиграл, а это
коляска обывательская. Хорошо, хоть зятя встретил. Пили на ярмарке так
много, что Ноздрев самолично выпил семнадцать бутылок шампанского. Зять
возражает, но на Ноздрева это не действует. Узнав, что Чичиков едет по
делу к Собакевичу, Ноздрев принимается его уговаривать поехать сначала
к нему. Кстати, показывает щенка, которого пытается ему продать. Зять
все время просится домой, но почему-то не смеет перечить Ноздреву и
остается. Итак, все трое отправляются к Ноздреву.
Таких людей, как Ноздрев, всякому
приходилось встречать немало. Они называются разбитными малыми, слывут
еще в детстве и в школе за хороших товарищей и при все том бывают
весьма больно поколачиваемы. В лицах их всегда видно что-то открытое,
прямое, удалое. Они скоро знакомятся, и не успеешь оглянуться, как уже
говорят тебе “ты”. Они всегда говоруны, кутилы, лихачи, народ видный.
Ноздреву уже тридцать пять, но он ничуть не переменился. Жена его
умерла, оставив двух детишек, которые ему совершенно не нужны. Впрочем,
за ними присматривает смазливая нянька. Дома он больше двух дней
усидеть не может. Он вечно мотается по ярмаркам со всякими съездами и
балами. В картишки играл он не совсем безгрешно и чисто, потому его
часто поколачивали или трепали за бакенбарды. Но что самое странное, он
через некоторое время уже опять встречался как ни в чем не бывало с
теми же приятелями, которые его тузили. Ни на одном собрании, где был
Ноздрев, не обходилось без истории: или выведут его под руки из зала
жандармы, или вытолкают свои же приятели. Есть люди, имеющие страстишку
нагадить ближнему, иногда вовсе без всякой причины. Такую же странную
страсть имел и Ноздрев.
Между тем экипажи подкатили к крыльцу дома
Ноздрева. В доме, посреди столовой, стояли деревянные козлы и два
мужика белили стены. Чичиков понял, что обеда не будет раньше пяти.
Ноздрев, отдав повеления, повел гостей осматривать все, что только было
у него в деревне, на что понадобилось два часа с небольшим. Все было в
запустенье, кроме собачьего питомника. Потом они пошли прямо по полю к
границе имения Ноздрева, и вдруг оказалось, что и лес вдали на другой
стороне тоже его!
Гости воротились той же гадкою дорогой к
дому. В кабинете Ноздрева, где, впрочем, не было следов того, что
обычно бывает в кабинете, висели только сабли и два ружья. Были еще
турецкие кинжалы, на одном из которых по ошибке было вырезано: “Мастер
Савелий Сибиряков”. Гостям показали полусломанную шарманку, потом
трубки - деревянные, глиняные, всяческие... За обедом, очень невкусным,
Ноздрев явно пытался споить Чичикова, но тот ухитрялся всякий раз
вылить содержимое бокала в тарелку. Время шло, а о деле говорено еще не
было. Зять, при горячей поддержке Чичикова, отправляется наконец домой.
В руках у Ноздрева откуда ни возьмись появляются карты, но Чичиков
отказывается играть наотрез. Он говорит, что у него к Ноздреву просьба
- перевести на него умерших крестьян, которые еще не вычеркнуты из
ревизии. Выдумки Чичикова, что, мол, хочет казаться побогаче или что
родители невесты этого хотят, эффекта не имеют. “Ведь ты большой
мошенник, позволь мне это сказать тебе по дружбе!” - говорит Ноздрев
Чичикову, очень его этим обижая. В обмен на мертвые души предлагается
живой жеребец или каурая кобыла, собаки, шарманка... Доходит до того,
что Ноздрев приказывает не давать овса лошадям Чичикова. Однако день
подходит к вечеру. Ночью Чичиков ругает себя за то, что заехал сюда и
потерял время, а еще больше за то, что заговорил о деле с Ноздревым.
Утром Ноздрев все не оставил намерения
играть в карты на души. Наконец остановились на шашках, но Ноздрев так
немилосердно плутовал, что Чичиков играть отказался и сбросил фигуры с
доски. Селифан с бричкой между тем были готовы тронуться в путь... “Так
ты не хочешь доканчивать партии? - говорил Ноздрев. - Отвечай мне
напрямик!” Отказ Чичикова привел к тому, что Ноздрев позвал двух слуг и
закричал: “Бейте его!” Но судьбе угодно было спасти Чичикова: звякнули
колокольчики, раздался стук колес подлетевшей к крыльцу телеги. Кто-то,
с усами, в полувоенном сюртуке, вылезал из нее. Он вошел в ту самую
минуту, когда Чичиков не успел еще опомниться от своего страха и был в
самом жалком положении. Оказалось, что капитан-исправник приехал
объявить Ноздреву, что он находится под судом за “нанесение помещику
Максимову личной обиды розгами в пьяном виде”. Чичиков не стал уже
вслушиваться в препирательства Ноздрева - схватил шапку да за спиною
капитана-исправника выскользнул на крыльцо, сел в бричку и велел
Селифану погонять лошадей во весь дух.
/ Меню / Вверх /