Мертвые души
/ Меню / Вверх /

  Глава 1.
  В ворота гостиницы губернского города NN въезжает довольно красивая рессорная бричка. В ней сидит “господин, не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод”. Въезд его не произвел в городе совершенно никакого шума. Во дворе господин был встречен трактирным слугой. Тот проворно повел господина вверх по всей деревянной “галдарее” показывать ниспосланный ему Богом покой. Пока приезжий осматривал свою комнату, внесены были его пожитки: прежде всего чемодан из белой кожи, несколько поистасканный, показывавший, что был не первый раз в дороге. Чемодан внесли кучер Селифан, низенький человек в тулупчике, и лакей Петрушка, малый лет тридцати, немного суровый на первый взгляд. Господин отправился в общую залу. Пока ему подавались разные обычные в трактирах блюда, как-то: щи с слоеным пирожком, нарочно сберегаемым для проезжающих в течение нескольких недель, мозги с горошком, сосиски с капустой, пулярка жареная, огурец соленый и вечный слоеный сладкий пирожок, всегда готовый к услугам: пока ему все это подавалось и разогретое, и просто холодное, он заставил слугу рассказывать всякий вздор о трактире и трактирщике да много ли получается дохода. Между прочим, приезжий успел-таки порасспросить с чрезвычайной точностью, кто в городе губернатор, кто председатель палаты, кто прокурор - словом, не пропустил ни одного значительного чиновника; но еще с большей точностью расспросил обо всех значительных помещиках, сколько кто имеет душ крестьян, как далеко живет от города, какого даже характера и как часто приезжает в город; расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких болезней в их губернии - повальных горячек, убийственных каких-либо лихорадок, оспы и тому подобного, и все так обстоятельно и с такой точностью, которая показывала более, чем одно простое любопытство.
  Отдохнув в номере после обеда, господин написал на лоскутке бумажки, по просьбе трактирного слуги, чин, имя и фамилию для сообщения в полицию: “Коллежский советник Павел Иванович Чичиков, помещик, по своим надобностям”. А сам отправился осматривать город, которым был, как казалось, удовлетворен, так как нашел, что город никак не уступал другим губернским городам: сильно била в глаза желтая краска на каменных домах и скромно темнела серая на деревянных. Попадались почти смытые дождем вывески с кренделями и сапогами, кое-где с нарисованными синими брюками и подписью какого-то Аршавского портного; где магазин с картузами, фуражками и надписью: “Иностранец Василий Федоров”, где нарисован был бильярд с двумя игроками во фраках - под всем этим было написано: “И вот заведение”. Чаще же всего заметно было потемневших двуглавых государственных орлов, которые теперь уже заменены лаконической надписью: “Питейный дом”. Мостовая везде была плоховата.
  Весь следующий день посвящен был визитам; приезжий отправился делать визиты всем городским сановникам. Был с почтением у губернатора, потом отправился к вице-губернатору, потом был у прокурора, у председателя палаты, у полицеймейстера, у откупщика, у начальника над казенными фабриками... жаль, что несколько трудно упомнить всех сильных мира сего; во довольно сказать, что приезжий оказал необыкновенную деятельность насчет визитов: он явился даже засвидетельствовать почтение инспектору врачебной управы и городскому архитектору. В разговорах с этими властителями он очень искусно умел польстить каждому. О себе же, как казалось, избегал много говорить; если же и говорил, то какими-то общими местами, с заметной скромностью, и разговор его в таких случаях принимал несколько книжные обороты: что он незначащий червь мира сего и не достоин того, чтобы много о нем заботились, что испытал много на веку своем, претерпел на службе за правду, имел много неприятелей, покушавшихся даже на жизнь его, и что теперь, желая успокоиться, ищет избрать наконец место для жительства, и что, прибывши в этот город, почел за непременный долг засвидетельствовать свое почтение первым его сановникам. Ничего более этого не узнала местная публика и на вечернем приеме у губернатора. Мужчины здесь, как и везде, были двух родов: одни тоненькие, которые все увивались около дам. Другой род мужчин составляли толстые или такие же, как Чичиков, то есть не так чтобы слишком толстые, однако ж и не тонкие. Эти, напротив того, косились и пятились от дам и посматривали только по сторонам, не расставлял ли где губернаторский слуга зеленого стола для виста. Это были почетные чиновники в городе. Чичиков после наблюдений присоединился к толстым, где встретил почти всё знакомые лица: прокурора, человека серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького человека, но остряка и философа; председателя палаты, весьма рассудительного и любезного человека, - которые все приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности. Тут же познакомился он с учтивым помещиком Маниловым и несколько неуклюжим на взгляд Собакевичем. Он тотчас же осведомился о них, отозвав тут же несколько в сторону председателя и почтмейстера. Прежде всего он расспросил их, сколько у каждого их них душ крестьян и в каком положении находятся их имения, а потом уже осведомился, как имя и отчество. Через некоторое время он совершенно успел очаровать их. Помещик Манилов, “еще вовсе человек не пожилой, имевший глаза сладкие, как сахар, и щуривший их всякий раз, когда смеялся, был от него без памяти...” Он просил убедительно сделать ему честь своим приездом в деревню, до которой, по его словам, было только пятнадцать верст от городской заставы. “На что Чичиков... отвечал, что он не только с большой охотою готов это исполнить, но даже почтет за священнейший долг. Собакевич тоже сказал несколько лаконически: "И ко мне прошу", - шаркнувши ногою...”
  На другой день Чичиков отправился на обед и вечер к полицеймейстеру, где играли в вист до двух часов ночи. Там, между прочим, он познакомился с помещиком Ноздревым, “человеком лет тридцати, разбитным малым, который ему после трех-четырех слов начал говорить "ты". С полицеймейстером и прокурором Ноздрев тоже был на "ты" и обращался по-дружески; но, когда сели играть в большую игру, полицеймейстер и прокурор чрезвычайно внимательно рассматривали его взятки и следили почти за всякою картою, с которой он ходил”. Следующие несколько дней Чичиков ни часа не сидел в гостинице и приезжал сюда только с тем, чтобы заснуть. “Он во всем как-то умел найтиться и показал в себе светского человека... умел хорошо держать себя. Говорил ни громко, ни тихо, а совершенно так, как следует. Словом, куда ни повороти, был очень порядочный человек. Все чиновники были довольны приездом нового лица”.

/ Меню / Вверх /
Hosted by uCoz