Мастер и Маргарита
/ Меню / Вверх /
Глава 18. Неудачливые визитеры.
Из Киева приезжает дядя покойного Берлиоза, Максимилиан Андреевич
Поплавский. Еще позавчера поздно вечером он получил телеграмму: "Меня
только что зарезало трамваем на Патриарших. Похороны пятницу, три часа
дня. Приезжай. Берлиоз". Всю нелепость текста дядя списал на неумение
почты и немедленно стал собираться в Москву. Он очень спешил. В жизни
своей ничего он так не хотел, как переехать в Москву. Нужно было во что
бы то ни стало унаследовать квартиру племянника на Садовой, для чего,
хотя бы временно, прописаться в трех комнатах покойного племянника. Но
в правлении жилтоварищества никого не оказалось. Поплавский поспешил в
квартиру № 50. На звонок ему открыли, но в полутемной передней, где он
оказался, не было никого, кроме громаднейшего черного кота, сидящего на
стуле. Максимилиан Андреевич покашлял, потопал ногами, и тогда дверь
кабинета открылась и в переднюю вышел Коровьев. Поплавский
представился. Коровьев при одном упоминании имени Берлиоза вдруг весь
застрясся от слез, подробно описал, всхлипывая, катастрофу и побежал
принимать "триста капель эфирной валерьянки". Телеграмма, как
выяснилось, была дана котом, который самым грубым образом потребовал
паспорт, отменил присутствие По-плавского на похоронах и повелел ехать
к месту жительства. Вызванный им Азазелло, маленький, прихрамывающий,
обтянутый черным трико, с ножом, засунутым за кожаный пояс, с желтым
клыком, с бельмом на левом глазу, прогнусил: "Надеюсь, уже все
понятно?", приказал сидеть в Киеве тише воды, ниже травы и ни о каких
квартирах в Москве не мечтать. Азазелло отдал паспорт Поплавскому,
поднял чемодан, другой рукой распахнул дверь и вывел дядю Берлиоза на
площадку лестницы. И это не все. Открыв без всякого ключа чемодан,
Азазелло вынул из него жареную курицу в промасленной газете и положил
ее на площадке. Остальное спихнул ногой вниз в пролет лестницы. А потом
со всей силы ударил Поплавского курицей, так что туловище ее отскочило,
а нога осталась в руках Азазелло. Все смешалось в доме Облонских, как
справедливо выразился знаменитый писатель Лев Толстой. Именно так и
сказал бы он в данном случае. Все смешалось в глазах Поплавского,
летевшего по лестнице с паспортом в одной руке. Мимо пропрыга-ла
безногая курица. Когда Поплавский присел на деревянный диванчик, чтобы
перевести дух, возле него остановился "малюсенький пожилой человек с
необыкновенно печальным лицом, в чесучовом старинном костюме и твердой
соломенной шляпе с зеленой лентой" и спросил, где квартира номер
пятьдесят. "Выше!" - ответил Поплавский. Внизу, у выходной двери, он
заприметил какую-то каморку с выбитым дверным стеклом. Он нырнул в нее
и стал ждать. Из каморки была видна выходная дверь. Ждать пришлось
долго. Наконец послышался голос грустного человека... но он почему-то
возвращается обратно в квартиру! На сей раз все произошло быстро.
Шажки. Отчаянный крик. Мяуканье кошки. Быстрые, дробные шажки вниз!
Итак, проверка квартиры была проведена. Максимилиан Андреевич выбежал
во двор, и троллейбус унес его к Киевскому вокзалу.
С маленьким же человеком приключилось следующее. Андрей Фокич
Соков был буфетчиком в Варьете. Пока шло следствие, он решил сходить к
самому магу. Так он оказался у квартиры № 50. Открыла ему голая девица
в кружевном фартучке и с белой наколкой на голове. Соков сказал, что
хотел бы поговорить с гражданином артистом. Войдя, он был поражен
убранством комнаты. В камине, хотя дело было весной, пылал огонь, но
жарко не было. Перед камином сидел громадный черный котище. На столе
стояло множество пузатых, пыльных и заплесневевших бутылок. У камина
маленький рыжий на длинной шпаге жарил куски мяса. "Ну-с, чем я вам
могу быть полезен?" - раздался тяжелый бас. "Я являюсь заведующим
буфетом театра Варьете..." - "Ни слова больше! - заговорил с большим
жаром артист. - Я проходил вчера мимо вашей стойки и до сих пор не могу
забыть ни осетрины, ни брынзы. Драгоценный мой! Брынза не бывает
зеленого цвета. Ей полагается быть белой..." - "Я не по этому делу, -
заговорил ошеломленный Андрей Фокич, - и осетрина здесь ни при чем". -
"То есть как это ни при чем?" - "Осетрину прислали второй свежести", -
сообщил буфетчик. “Это вздор! Свежесть бывает только одна - первая, она
же и последняя..." - "Я не по этому делу пришел!” - твердо сказал
буфетчик. Он рассказал, что посетители расплачивались червонцами с
сеанса, а он давал сдачи нормальными деньгами. У него убытки сто девять
рублей. Коровьев из соседней комнаты тут же назвал сумму тайных
сбережений буфетчика - двести сорок девять тысяч в пяти сберкассах. А
Воланд добавил, что и эта сумма ему уже не нужна, потому что он умрет
через девять месяцев, в феврале будущего года, от рака печени. То есть
ему осталось жить девять месяцев, по двадцать семь тысяч в месяц, а еще
есть золотые десятирублевки.
Андрей Фокич Соков кинулся к специалисту по печени профессору
Кузьмину. Он только что узнал из верных рук, что умрет в феврале
будущего года от рака печени. Профессор, ни слову не веря, решил
все-таки сделать все анализы. Позже профессор посмотрел на то место,
куда буфетчик положил плату, тридцать рублей, но вместо них увидел три
этикетки с бутылок минеральной воды. Профессор быстренько проверил, на
месте ли его пальто. Вернувшись в кабинет, он на том месте, где лежали
этикетки, увидел вдруг черного котенка, мяукавшего над блюдечком с
молоком. Началось что-то странное. Через двор пробежала знакомая дама в
одной рубашке, в комнате дочери профессора патефон заиграл "Аллилуйя",
а за спиной у профессора раздалось воробьиное чириканье. По столу
прыгал крупный воробей. Он не просто прыгал, а приплясывал, нагло
поглядывая на профессора. Затем разбил оконное стекло и улетел. А за
столом оказалась в косынке сестры милосердия женщина с сумочкой с
надписью "Пиявки". Профессор завопил, посмотрев на ее рот: он был
мужской, кривой, до ушей, с одним клыком. Глаза у сестры были мертвые.
Она сгребла этикетки и стала таять в воздухе.
/ Меню / Вверх /
