Мастер и Маргарита
/ Меню / Вверх /

  Глава 13. Явление героя.
  "Итак, неизвестный погрозил Ивану пальцем и прошептал: "Тсс!" Иван спустил ноги с постели и всмотрелся. С балкона осторожно заглядывал в комнату бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос человек лет примерно тридцати восьми".
  Убедившись, что Иван один, он осторожно вошел. Одет он был, как и Иван, - в больничное. Пришедший спрятал в карман связку ключей и попросил разрешения сесть в кресло. Как попал он сюда, ведь балконные решетки заперты на замок? Оказалось, незнакомец стащил связку ключей у уборщицы. Тогда почему он не убежит из больницы? - Во-первых, высоко прыгать, а во-вторых, некуда бежать. "Но вы, надеюсь, не буйный? - заволновался незнакомец. - А то я не... не выношу шума, возни, насилий и всяких вещей в этом роде... особенно людского крика". Иван признался, что вчера "засветил одному в морду". Гостю не понравилось выражение "засветил в морду". Ведь у человека все-таки лицо, а не морда. "Ох, как мне не везет!" - воскликнул незнакомец, узнав, что Иван поэт. Ему не нравятся его стихи, хотя он их и не читал. Иван признался, что и сам считает свои стихи "чудовищными". "Не пишите больше!" - попросил гость умоляюще. Иван поклялся. Гость сообщил, что в 119-ю комнату привезли новенького, который бормочет про вентиляцию и про нечистую силу на Садовой.
  Так из-за чего же попал сюда Иван Бездомный? Узнав, что из-за Понтия Пилата, пришедший был потрясен совпадением. "Расскажите!" Робея и запинаясь, потом осмелев, Иван начал рассказывать вчерашнюю историю на Патриарших прудах. Было видно, что гость не принимает Ивана за сумасшедшего. Иван подробно рассказал все, что было, добравшись, наконец, до того момента, как Понтий Пилат в белой мантии с кровавым подбоем вышел на балкон.
  "О, как я угадал! О, как я все угадал!" - прошептал гость. Рассказав под конец про происшествие в Грибоедове, Иван грустно закончил: "И вот я и оказался здесь". Гость стал успокаивать Ивана. Тот, возбужденный, потребовал от него сказать, кто же это был на Патриарших? Сатана - вот с кем встретился Иван. "Не может этого быть! Его не существует!" - "Уж кому-кому, но не вам это говорить". Иван замолчал. Гость признался, что стал догадываться, о ком идет речь, с самого начала рассказа Ивана. Но Берлиоз... ведь он кое-что читал. Должен был его узнать. Вы-то, конечно... Ведь вы человек невежественный? Иван согласился. Ведь можно было даже узнать по лицу, разные глаза, брови! Наверняка Иван не слыхал даже и оперу "Фауст"? Но Берлиоз... То, что рассказал Иван, бесспорно, было в действительности. Тот, кого он встретил, был и у Пилата, и на завтраке у Канта, а теперь он навестил Москву. "Как-нибудь его надо изловить!" - не совсем уверенно поднял голову в новом Иване прежний, еще не окончательно добитый Иван. Гость жалеет, что это не он повстречался с Сатаной. Он бы за эту встречу отдал бы даже связку ключей - просто у него больше ничего нет. Он нищий. "А зачем он вам понадобился?" Гость долго не отвечал, потом рассказал, что и сам сидит здесь, как Иван, из-за Понтия Пилата. Год назад он написал о Пилате роман. "Вы писатель?" - "Я - мастер", - сурово сказал незнакомец и, достав из кармана засаденную черную шапочку с вышитой на ней буквой "М", надел ее на голову. "Она своими руками сшила ее мне", - таинственно добавил он. Фамилии своей он не сказал, заявив, что у него ее больше нет, он отказался от нее. Иван мягко попросил рассказать хотя бы о романе. Незнакомец начал свою историю.
  ...Он историк по образованию и еще два года назад работал в одном московском музее и занимался переводами. Он знает несколько языков. Ни родных, ни знакомых в Москве у него не было.
  И вот однажды он выиграл сто тысяч рублей. И вот как он поступил: купил книг, бросил свою отвратительную комнату на Мясницкой и снял подвальчик близ Арбата - две комнаты в подвале маленького домика в садике. Бросил службу в музее и начал сочинять роман о Понтий Пилате. Мастер с тоской описывает свою прекрасную жизнь в этом подвальчике. А весной случилось нечто еще гораздо более восхитительное. Пахла сирень, и Пилат летел к концу. "Белая мантия, красный подбой! Понимаю!" - воскликнул Иван. "Именно так! Пилат летел к концу, и я уже знал, что последними словами романа будут: "...пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат". Мастер пошел прогуляться и зайти в ресторан поесть. Глядя широко раскрытыми глазами на луну, гость продолжил свой рассказ.
  Эта женщина несла желтые цветы, которые он ненавидит. С Тверской она повернула в переулок и обернулась. Она глядела именно на него. И его поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное одиночество в глазах. Они шли по разным сторонам переулка. Он чувствовал, что с ней надо заговорить, и не мог. Она заговорила первая: "Нравятся ли вам мои цветы?" - "Нет". Она поглядела удивленно, а он вдруг понял, что всю жизнь любил именно эту женщину. Она бросила цветы в канаву. Иван просит рассказывать дальше и ничего не пропускать. Мастер вытер неожиданную слезу рукавом и продолжал: "Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!" Она говорила, что вышла в тот день с желтыми цветами, чтобы он наконец ее нашел, и что если бы этого не произошло, она отравилась бы, потому что жизнь ее пуста. Она была замужем, он тоже был когда-то женат... но любили они друг друга давным-давно, не зная друг друга...
  Она приходила к нему в подвальчик каждый день, а он ждал ее с замиранием сердца. Они стали совершенно неразлучны. Оба решили, что столкнула их на углу переулка и Тверской сама судьба и что созданы они друг для друга навек. Он работал, а она перечитывала написанное, а перечитав, шила вот эту самую шапочку. Она сулила славу, она подгоняла его и вот тут-то стала называть мастером. Она говорила, что в романе ее жизнь.
  Роман был дописан в августе и перепечатан машинисткой в пяти экземплярах. "И я вышел в жизнь, держа его в руках, и тогда моя жизнь кончилась", - прошептал мастер. Рассказ его стал более бессвязен. Его ужасно поразил редактор, к которому он пришел. Его больше интересовало, кто таков автор, давно ли пишет, ведь о нем ничего не было слышно раньше. Он задал совсем идиотский вопрос: кто это его надоумил сочинить роман на такую странную тему? Мастеру все это надоело, и он спросил напрямик, напечатают ли его роман или нет. Оказалось, все зависело от критиков Латунского и Аримана и литератора Мстислава Лавровича. Мастер пришел через две недели, и ему сказали, что вопрос о напечатании романа отпадает. Рассказ Иванова гостя становился все путанее... Он говорил про косой дождь и отчаяние в подвальчике, о том, что он ходил куда-то еще. Из его слов Иван догадался, что какой-то другой редактор напечатал большой отрывок вкладным листом в газете. И тут посыпались статьи Аримана, Лавровича, Латунского. Автора обвиняли в том, что он пытается протащить в печать апологию Иисуса Христа, надо ударить по пилатчине и тому богомазу, который вздумал протащить ее в печать. Статья Латунского называлась: "Воинствующий старообрядец".
  Настали совершенно безрадостные дни. Роман был написан, делать было больше нечего, и они сидели на коврике у печки и смотрели в огонь. Стали расставаться чаще, чем раньше. И тут у него завелся друг, журналист Алоизий Могарыч. Он рассказал, что холост, живет рядом примерно в такой же квартирке и ему там тесно. На жену мастера этот Алоизий произвел отталкивающее впечатление. Мастер думал иначе. Алоизий заставил его прочесть ему весь роман, отозвался очень лестно.
  А статьи все не прекращались. Над первыми из них мастер смеялся. Второй стадией было удивление. А затем пришла третья стадия - страха. Страха вообще. Например, он стал бояться темноты. Жена похудела и побледнела, говорила, что надо все бросить и уехать на юг к Черному морю, потратив все оставшиеся деньги. Она сказала, что сама купит билет. Мастер отдал ей все десять тысяч, которые еще оставались. Она удивилась, зачем так много, но он сказал, что боится воров и просит ее поберечь деньги до отъезда. Она сказала, что придет завтра. Это было в сумерки, в половине октября. Она ушла, а он лег и заснул, не зажигая лампы. Он лег заболевающим, проснулся больным. Ему казалось, что осенняя тьма выдавит стекла, вольется в комнату, и он захлебнется в ней, как в чернилах. Он с трудом добрался до печки и разжег ее. Нашел в передней вино и стал пить из горлышка. Страх немного притупился. Он сидел перед открытыми дверцами печи и шептал: "Догадайся, что со мною случилась беда. Приди, приди, приди!" Но никто не шел. Тогда случилось последнее. Мастер принялся бросать в печь свой роман. В это время кто-то стал царапаться в окно. Это была она. Она еще успела выхватить из огня одну обгоревшую лишь по краям пачку, повалилась на диван и судорожно заплакала. Когда она утихла, мастер сказал ей, что возненавидел этот роман, что он болен, ему страшно.
  "Вот так приходится платить за ложь, - говорила она, - и больше я не хочу лгать. Я осталась бы у тебя и сейчас, но мне не хочется это делать таким образом". Мужа вызвали внезапно на завод, но завтра утром она с ним объяснится, скажет, что любит другого, и навсегла вернется сюда. "Не бойся. Потерпи несколько часов. Завтра утром я буду у тебя". Это и были ее последние слова в моей жизни".
  Больной на минуту скрылся на балконе, потом, вернувшись, сообщил, что в 120-ю комнату привезли человека, который просит вернуть ему голову. В коридоре еще не утих шум, когда гость начал говорить Ивану на ухо так тихо, что то, что он рассказал, стало известно лишь одному поэту, за исключением первой фразы: "Через четверть часа после того, как она покинула меня, ко мне в окна постучали". То, о чем рассказывал больной на ухо, по-видимому, очень волновало его. Страх и ярость были в его глазах. Когда перестали доноситься звуки извне, гость заговорил громче. Вот так, в половине января, в том же самом пальто, только с оборванными пуговицами, мастер оказался на улице. В его бывших комнатах играл патефон. Идти было некуда. Он попросил шофера грузовика привезти его сюда. Иван удивлен: почему мастер не дал знать о себе ей? Но, по мнению мастера, разве можно посылать письма, имея такой адрес? "Сделать ее несчастной? На это я не способен". Мастер находится здесь уже около четырех месяцев, считает себя неизлечимым. Иван просит его рассказать, что было дальше с Иешуа и Пилатом. Гость не хочет говорить. Он уходит.

/ Меню / Вверх /
Hosted by uCoz