Его батальон
/ Меню / Вверх /
Глава 19.
Полтора десятка бойцов из восьмой и седьмой рот ворвались в
немецкую траншею. Волошин в горячем поту едва доволок тяжелый пулемет и
бухнулся в проход, выбирая позицию для громоздкого ДШК.
Немцы стали прицельно бить из крупнокалиберного пулемета и бросать
мины. Волошин понял, относительно спокойное время упущено, батальон
разбит на три части, бой осложнялся, и теперь исхода не мог предвидеть
сам Господь Бог. Во всяком случае, горстке бойцов, ворвавшейся в
немецкую траншею, вскоре придется несладко. Волошин скрутил цигарку.
Сейчас, сидя в траншее, он обрел уверенность в себе. Прежние заботы
отлетели прочь. Он понял - впереди главные испытания. Он пребывал в
привычной роли солдата и не зависел ни от Гунько, ни от Маркина, а лишь
от немцев и самого себя. Поверх траншеи резанула автоматная очередь,
похоже, их пытались вышибить из траншеи, кто-то не выдержал, но бежать
под этот огонь из траншеи - означало погибнуть. Волошин выхватил
пистолет и, пробежав несколько изгибов вперед, натолкнулся на бойца,
сидящего в нерешительности. К винтовке бойца был примкнут штык. Капитан
отослал солдата к пулемету. На следующем повороте Волошина чуть не сбил
с ног мчащийся Круглов, следом за ним выскочил еще один боец. Кинув
гранату, он едва отдышался. Из траншеи прибежали еще двое. В одном из
них Волошин узнал Чернорученко и спросил о Маркине. Телефонист куда-то
неопределенно ткнул: там - и выстрелил из винтовки, туда же стрелял из
пистолета Круглое. Волошин начинал ориентироваться в обстановке. Он
приказал всем оставаться на месте, бойцов уже собралось пятеро. Где-то
впереди были немцы, осыпая бруствер непрерывными автоматными очередями,
а потом кинули гранаты. Две взорвались за поворотом, а третью
Чер-норученко изловчился и выкинул обратно. Волошин спросил, сколько
человек добежало? Оказалось, что в немецком блиндаже укрылись бойцы, не
успевшие выскочить сюда, за поворот траншеи. Волошин понял, не
проберись он с бойцами к блиндажу, немцы легко уничтожат их по очереди.
Он приказал Круглову кидать гранаты вдоль траншеи и продвигаться к
блиндажу. Стреляя за поворот и перебегая короткими отрезками, они
продвинулись до очередного поворота. Гранаты кончились. Надо было
выскочить с автоматом и стрелять вдоль траншеи, огорошить немцев
внезапностью. Волошин снял с себя брезентовую сумку и бросил за
бруствер: тут же прогремела автоматная очередь. Волошин первым выскочил
за поворот и стал осыпать из автомата спины бегущих немцев. Наконец
добрались до блиндажа. Волошин подал голос: "свои". Сидящие в блиндаже
воодушевились, увидав "комбата". Капитан пробежал до следующего
поворота, а Круглов приказал бойцам выходить из блиндажа. Поняв, что
немцы убежали недалеко, Волошин приказал накопать в траншее перемычку,
закрыть сюда доступ врагам. Круглов распорядился вооружиться гранатами:
их в блиндаже было достаточно, и приготовиться к отражению немецкой
атаки. Выглянувший из блиндажа боец позвал Волошина. Войдя в блиндаж и
привыкнув к полумраку, капитан увидел раненного в ногу Маркина. Волошин
выговорил "комбату", что не следовало так рьяно рваться вперед: "Теперь
вы понимаете положение батальона?" Маркин равнодушно ответил, что уже
"отпонимался”, теперь он просто "раненый". Волошин ответил, что
лейтенант и до ранения не думал. Тот сослался на приказ: "Прикажут -
полезешь, куда и шило не влезет". Шла война, гибли сотни тысяч людей,
человеческая жизнь, казалось, теряла свою обычную цену и определялась
лишь мерой нанесенного ею ущерба врагу. Но Волошин не мог с этим
согласиться, считая, "самое ценное на войне - жизнь человека. И чем
значительнее в человеке истинно человеческое, тем важнее для него своя
собственная жизнь и жизни окружающих его людей". Но как бы ни была
дорога жизнь, есть вещи выше ее, даже не вещи, а понятия, переступив
через которые жизнь разом теряла цену, становилась предметом презрения
для ближних и, может быть, обузой для самого себя. Правда, к Маркину
это последнее, по-видимому, не относилось. Он очень дорожил своей
жизнью, не считаясь с остальными.
Посидев в блиндаже, Волошин обнаружил, что ранен, а он и не
заметил в пылу боя. Авдюшкин передал комбату бинт для перевязки.
Волошин знал, что Авдюшкин входил в группу Нагорного, и спросил о нем.
"Нагорный убит. Его гранатой убило", - ответил боец. Он рассказал, как
во время атаки бойцы Нагорного были все перебиты, остался только он, да
еще раненый фриц. Боец у двери хотел добить немца, но Авдюшкин не
позволил - этот фриц перевязал и спас, "це хороший фриц". Перевязывая
пустяковую рану на руке, Волошин прислушался к звукам, доносившимся
сверху. Он с сожалением вспомнил о раненом Иванове, оставленном без
помощи в воронке. Теперь надо брать на себя командование батальоном,
как-то отбиваться от наседающих немцев. Маркин мрачно спросил: "С кем
отбиваться?" Волошин ответил: "С кем есть". Он приказал собрать все
оружие. В блиндаже оказался целый дащик немецких гранат. Волошин вылез
в траншею - сверху все грохали рашрывы и по склону стегали пулеметы, не
давая подняться ротам, им следовало срочно помочь отсюда, чтобы те
смогли помочь им. Только объединив свои усилия, они могли спасти себя и
чего-то достичь. Разъединенность была ршвнозначна гибели. Бойцы уже
перекрыли траншею, соорудив невысокую, по пояс, перемычку. Волошин
скомандовал, чтобы так оставили, больше засыпатгь не следовало. Он
насчитал более десятка бойцов. Если воспользоваться шаузой и с помощью
гранат пробиться к вершине, то можно "заткнуть глотку тому
крупнокалиберному пулемету, который сорвал им все дело". Круглот
спросил, неужели они будут штурмовать траншею? Волошин понимал, чтго
другого выхода нет. "Лучше штурмовать, чем убегать". Круглов опасался,
что не хватит сил, но новых не ожидалось. Волошин понимал: уйти с
высотты после таких жертв он не может, а сидеть - значит погибнуть.
Следовало действовать, он скомандовал приготовиться к штурму.
/ Меню / Вверх /
