Баргамот и Гараська
/ Меню / Вверх /
Природа не обидела Ивана Акиндиныча Бергамотова, именовавшегося официально
"городовой бляха № 20", а неофициально - "Баргамот". Обитатели одной из
окраин Орла, Пушкарной улицы - "пушкари - проломные головы", - почитали
городового. "Высокий, толстый, сильный, громогласный", он был для них
"степенным, солидным и серьезным человеком, достойным всякого почета и
уважения". "Человек с возвышенными требованиями назвал бы его куском
мяса, околоточные надзиратели величали его дубиной, но то, что знал
Баргамот, он знал прочно". И если это была лишь инструкция для
городовых, "но зато эта инструкция так глубоко засела в его
неповоротливом мозгу, что вытравить ее оттуда нельзя было даже крепкой
водкой". А еще “Баргамот обладал непомерной силищей, сила же на
Пушкарной улице была все”. Драки здесь часты, но "война пьяных
пушкарей, как о каменный оплот, разбивалась о непоколебимого
Бергамота...". В семейной жизни Иван Акиндиныч был строг. Учил жену и
двух своих детей, сообразуясь с теми указаниями, "которые существовали
где-то в закоулке его большой головы". Жена его, Марья, моложавая и
красивая женщина, уважала степенного и непьющего мужа, вертела им "с
такой легкостью и силой, на которую только и способны слабые женщины".
"Часу в десятом теплого весеннего вечера Баргамот стоял на своем
посту, на углу Пушкарной и 3-й Посадской улиц". Настроение у него
скверное. Накануне светлого Христова воскресения выпало ему дежурство.
Мимо шли в церковь чисто одетые пушкари. Баргамот же мечтал о времени,
когда он подарит сыну "мраморное яйцо" и вся семья сядет разговляться.
Благодушие Баргамота нарушил пьяный Гараська, вначале еле оторвавшийся
от забора, но тут же прилипший к фонарному столбу. Баргамот удивился,
где Гараська успел так набраться? Никто так не досаждал городовому, как
этот пьянчужка. Душа в чем держится, а скандалист и правдоискатель
отменный. "Трезвым его не видел никто, даже та нянька, которая в
детстве ушибает ребят, после чего от них слышится спиртный запах, - от
Гараськи и до ушиба несло сивухой". Ночевал он под обрывом, в кустах,
на зиму исчезал, а с первым теплом появлялся опять. Баргамот остановил
Гараську, а потом поволок его в участок. Гараська спросил: "А у
Михаила-архангела звонили?" Баргамот ответил утвердительно. "Христос,
значит, воскрес?" - спросил Гараська и повернулся к Бергамоту, но не
устоял и, упав, разбил пасхальное яйцо. Он завыл жалобно и протяжно,
"хотел по-благородному... похристосоваться..." Баргамоту вдруг стало
невыносимо стыдно. Он поднял пьяного и повел к себе домой. Жена
удивилась, но промолчала. Сидя за чистой скатертью, Гараська обжигался
горячими щами, проливая жир на стол, смущался и еще больше проливал.
Хозяева, казалось, не замечали оплошности гостя. А когда жена Бергамота
поинтересовалась, как отчество Гараськи и приветливо пригласила:
"Кушайте, Герасим Андреич", Гараська разрыдался: "По отчеству... Как
родился, никто по отчеству... не называл..."
/ Меню / Вверх /
